Уважаемые френды и все те, кто меня читает!
Хочу вас всех известить, что вчерашний мой вечерний эмоциональный пост в абсолютно полной мере отражает моё личностное отношение к ушедшему в Мир Иной персонажу.
Ни одного слова, точки или запятой я там не изменю, тем более задним числом.
Вы не должны сомневаться в моем отношении к Тому Персонажу ни секунды.
Однако я не навязываю вам мою позицию, которая для меня тверда, как титан.
Этот переломный момент (а он – психологически – и правда переломный) как нельзя удобен для всех тех, кому не нравится моё отношение к Е.Б.Н.
Вы можете меня расфрендить, и я восприму ваш поступок с полным пониманием.
Это удобно сделать прямо сейчас, кому хочется.
Но ничто не поколеблет меня в моем отношении к нему.
Если я что-то пишу или снимаю – то это не для того, чтобы кому-то понравится или всем угодить. Я что-то делаю просто потому, что есть такой порыв. Или ещё говорят, кураж. Или я хочу чем-то поделиться. И ещё у меня есть сложившаяся в результате моего опыта и знаний система координат и жизненных ценностей.
И убеждениями - я не торгую и не меняю их, как перчатки.
* * *
Я лично сам, без посредников в виде газет и долбоящика, видел умирание одного из русских регионов – Камчатки.
Видел и переживал через себя. Это происходило на моих глазах, с конца 1991-го по сентябрь 1996-го, когда я вынужден был уехать оттуда. Моя работа исчезала, моих коллег постигла разная судьба. Многих не очень хорошая, потому что лет в пятьдесят - судьбу почти не изменить.
Кто смог уехать и был молод (как я) – им повезло. Они всё-таки могли начать с начала, с пепелища, и снова подниматься. Остальные остались угасать и выживать. Часто без света (топливо туда танкерами не завозили – зачем? Пусть мрут, Север им не нужен), и я немного этого застал. Без подач горячей воды, на китайском товаре. Я хорошо помню эти годы, годы дачно-огородной лихорадки, потому что надо было как-то выживать.
Флотским было еще хуже. Там все умирало ещё мучительней. Выбитые слепые окна пятиэтажек Рыбачьего – у меня до сих пор от них сжимается сердце, как это вспомню. Я помню жен и детей подводников, не знавших, куда ткнуться, как уехать и как прожить и что делать. Это был просто тихий ужас. Тихий, потому что они не орали и не демонстрировали на Горбатом мосту. Они были далеко от столицы...
* * *
Летая в командировки, я видел другой душераздирающий процесс – как прекрасный, чудесный, образцовый, чистый город СССР – Владивосток всего за полтора года (с середины 1992-го до начала 1994-го) стал пристанищем бандитов и разнообразного криминала, в котором умерло коммунальное хозяйство, а власть захватили две группировки, все никак не могшие поделить полномочия. Как вспомню, так настроение падает – мне до сих пор страшно вспоминать это.
Я помню прекрасный ранее Ленинград в мае 1992-го, с заваленными мусором урнами напротив Казанского собора, с замученными бабушками, выстроившимися в ряд за мостом через канал Грибоедова, сующими мне в руки носки и какие-то сырки – лишь бы я купил, лишь бы дал шанс им выжить. Я был тогда потрясен метаморфозой Ленинграда – я хорошо это помню, как сейчас.
А сколько судеб оборвалось вне границ России? Сколько вынуждено было уехать, бросив все – из Душанбе, Фрунзе, Алма-Аты, Тбилиси, Сумгаита, и еще сотен точек вне границ РСФСР?
* * *
Относительно повезло только москвичам – они-то воспользовались прелестями нового капитализма, или пережили этот период с минимальными потерями. Нам, на Крайнем Севере или Дальнем Востоке с Сибирью – было неизмеримо тяжелее.
Мне – не за что любить то время и его олицетворение.
* * *
Затем я уехал в Хабаровск, и какое-то время был безработным. Однако через некоторое время пришлось приспособиться к «рыночной» среде, и я, с душевной кровью, приспособился, хотя всегда относился к ней с омерзением – к этой системе ценностей, в которой основание пирамиды занимают деньги и ещё раз ДЕНЬГИ и которая позволяет торговать всем, что только есть ценного в жизни. То есть можно конечно и не торговать, но вполне можно – и удобно – торговать. И таких - оказалось много.
Эта система было создана тогда, при нём. Я это никогда не забуду.
* * *
Есть один очень хороший тест для определения того времени - проклятых девяностых - как я их называю.
Зайдите на любое кладбище среднего сибирского, северного, дальневосточного города. Особенно городов индустриальных, промышленных, военных.
Пройдите вдоль могил. Внимательно всмотритесь в даты смерти мужчин.
Вы будете потрясены – сколько дат приходится на те годы, и как мало прожили те, чей расцвет пришелся на те годы.
Люди тогда просто были выброшены на свалку – нет, не истории – а на свалку личностей, на свалку скота. Те, кто был не предпринимателем, а те - кто работал в леспромхозах, на заводах, кто работал и пахал на Севере, на окраинах, вне Москвы.
Молюсь, горячо и искренне, чтобы никогда больше не вернулось время березовских и коржаковых, козыревых и ельциных, гусинских и грачевых, бурбулисов и мавродей. Жаль вот, безвременно ушедших не вернуть.
Мне не за что любить то страшное безвременье и его Хозяина.
Когда Россия разваливалась и страдала, и этот процесс был ужасен.
С великим облегчением прощаюсь с девяностыми и их наследием.
Dixi.
Journal information