А кроме того, данный диалог косвенно – но очень наглядно - показывает, к чему привело фундаментальное изменение устройства нашего общества, беспощадно проделанное над ним в ельцинское восьмилетие и лишь немного приглушенное в путинскую эру.
Плюс – это своеобразное психологическое пособие для тех, кто не понимает, почему это Российская империя образца 1914-го первую мировую с треском проиграла (крейсер какой-то шалапутный из-за угла, понимаешь, выскочил, и шарахнул холостым по Зимнему!), а Советский Союз вторую мировую – выиграл, и закончил её в самом логове противника. И почему в советском тылу не крали нагло тыщами тонн припасы для армии, как в царской образца этак 1916-го, и почему князья Юсуповы в сталинском ужасном тоталитарном СССР на автомобильчегах не катались, ища горный хрусталь на свои ванны во златен дворец на Мойке.
Комментировать диалог я не буду – а просто прочтите.
Есть над чем подумать, мне кажется.
Я тут встречался с одним молодым дарованием. Он расспрашивал меня о моем детстве, о том, как я служил. И я всё рассказывал и рассказывал. А потом как-то плавно перешли к его детству и к священному долгу.
О защите родины я тоже сказал немало правильных слов, и вдруг он мне говорит:
– В вашем случае это всё еще можно принять.
– Что можно принять? – не сразу его понял я.
– Можно принять то, почему вы пошли защищать родину.
– И почему, на ваш взгляд, я ее пошел защищать?
– Потому что в те времена вы считали себя обязанными государству. Оно вас в школу водило бесплатно, лечило, худо-бедно, учило, давало кое-какое жилье, а потом – пенсию, в общем-то, немаленькую в конце жизни можно было получить. За это оно и требовало от вас некоторой отдачи.
– Ну, предположим!
– А сегодня это всё не катит. Сегодня всё это за деньги, причем, за большие, а потом еще и в армию в облаве загребут. То есть, за всё я уже заплатил. Деньгами. Но с меня еще раз берут плату – воинским долгом. Но я же ничего не должен.
– Как это?
– Так! Я заплатил за своё существование. Сам или за меня платили мои родители. Я откупился. Мне платить не за что. А то, что сейчас называется армией, таковой не является. Это фикция. Это фикция, а еще она является живодерней. Это зверинец. Животные в клетке. Может быть, я был бы и не против служить, но я не хочу в зверинец. Уберите животных, и я пойду на службу, так и быть. Правда, я не понимаю кого я должен защищать.
– А если родину?
– А что вы вкладываете в это слово? Как в вашей песне? Картинки в твоем букваре? Так сейчас столько всяких букварей! Какой из них возьмем за образец? Скамейку- калитку? Так их же давно снесли и на этом месте бизнес-центр построили. Любимую женщину? Она не обязательно должна жить в этой стране.
– А маму?
– А маму я увезу туда, где ей будет лучше. Чтоб она в очередях за лекарствами у вас тут не стояла. Я только немножко еще выучусь, потом уеду, заработаю денег и маму вывезу. Здесь я никому и ничего не должен. Здесь мне нечего защищать. Кто у нас объект защиты? Градоначальники? Да на кой они мне. Партию номер такую-то в избирательном списке надо защищать? Я их буду защищать, а они будут деньги государственные делить? Или я олигархов должен защищать? Или их детей? Или их счета за рубежом? Или их доходы в этой стране? Кого я здесь должен защищать? Пенсионеров? На них никто не покушается. Детей? Они никому, кроме родителей, не нужны. Подворотни я должен защищать? Чиновников? Их машины? Их загородные дома? Их виллы на Лазурном берегу? Их проезд на красный свет светофора? Их мигалки? Да пусть они себя сами защищают. Им есть что терять. Вот пусть берут винтовку в руки и идут защищать себя сами, а я их защищать не хочу.
Вот так я и поговорил.
С молодым дарованием о родине.
Александр Покровский
Journal information