Книга, несмотря на такое название, повествует не об истории собственно революций 1917 г. - как может подумать возможный читатель, кинув беглый взгляд на обложку. Она - о накоплении глубинных противоречий внутри социально-политического организма Российской империи, которые и привели к трём революциям. И именно поэтому рассмотрение ситуации начинается со второй половины правления императора Николая I - т.е. примерно за 70 лет до падения Империи. Рассматриваются статистические показатели, их достоверность, сравнение с другими странами, общий экономический слепок пореформенной России. И только затем, на этом фундаменте, начинается рассмотрение противоречий в разных сферах жизни. Быт деревни, экономика, влияние реформы крепостного права на социальные отношения, общественная мысль и её развитие.
Конечно, все эти вопросы по отдельности тянут на целые тома, поэтому данную книгу стоит рассматривать как своего рода структурный ликбез. Дело в том, что сейчас в нашей действительности эти вопросы сильно зашумлены и демонизированы. Демонизация революционеров и вообще, революционной мысли в целом, не даёт посмотреть на эти вопросы непредвзято. Поэтому и выводы у демонизаторов получаются ходульные, упрощённые. "Чёртовы большевики на немецкие деньги соблазнили богобоязненный русский народ и свергли природного монарха, при котором в стране было всё нормально" - вот одна из таких версий. Но если подходить к вопросу так, то непонятно, отчего произошли аж три революции за 12 лет? Очевидно, они разрешали какие-то противоречия. Так вот, их происхождение и рассматривается в книге.
Из сильных сторон книги можно отметить рассмотрение устройства сословного общества, которое сильно тормозило развитие производительных сил (гл. 19). Показаны права и обязанности всех классов и сословий тогдашней России - а то сейчас люди в массе своей просто не понимают, какие у кого были ограничения и чем мешали подобные перегородки. В таком же отстранённом от эмоций и вполне информативном ключе рассматриваются основные партии и их позиции между 1905 и 1917 г.
Несколько глав посвящены и близкой мне теме - железнодорожному строительству и росту сети железных дорог Российской империи (гл 9-10, гл. 64), а также положению железных дорог в годы Первой Мировой. В частности, в гл. 64 рассмотрена кризисная ситуация на транспорте и т.н. "транспортный парадокс" - при том, что урожаи зерна в 1914-15 гг. были достаточно высокие, а экспорт почти исчез (и можно было ожидать, что будут накоплены очень серьёзные запасы зерна), обескровенный транспорт просто не справлялся с задачей доставки зерновых в критически важные точки страны. Отсюда - продовольственный кризис в столице и острое недовольство населения. Я напомню мои посты по теме - "Железные дороги Империи в Первой Мировой: путь в пропасть" и "Транспорт империи к началу Февральской революции". Автор книги пользовался совершенно иными источниками, чем я (в частности, работами Н.Д. Кондратьева - "Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции" и др.) - и тем не менее приходит к совершенно сходным выводам (выделено мной - periskop):
[...] С началом мобилизации железные дороги западного района, а это 33% железнодорожной сети страны [6], были выделены в ведение Военно-полевого управления и использовались практически исключительно для военных нужд. Действующему фронту была передана также значительная часть подвижного состава. Само по себе это решение выглядит совершенно логичным, если бы не одно «но». Экономика Российской империи в целом военной мобилизации не подвергалась, как и железнодорожная сеть — мобилизована и отдана под управление военных властей была лишь ее треть. Остальная часть сети оставалась в ведении гражданских властей. В управлении железнодорожным транспортом возникло двоевластие. Которое еще никого не доводило до добра, особенно в условиях участия страны в боевых действиях.
Военное руководство западной части железных дорог исходило из своих потребностей и не обязано было отчитываться перед гражданским руководством остальных двух третей железных дорог страны. В результате идущий к фронту подвижной состав, перевозящий войска и обеспечивающий снабжение, перестал возвращаться в «гражданскую» сеть. С точки зрения военных он был нужнее в прифронтовой полосе. Мы ни в коем случае не осуждаем и даже не обсуждаем такое решение. Возможно, подвижной состав был куда более необходим в прифронтовой полосе, — даже наверняка. Проблема не в решении, а в двоевластии и отсутствии координации усилий между двумя управлениями железных дорог.
К лету 1915 года «задолженность» западного района перед восточным достигла 34 900 вагонов [7]. Почти 35 тысяч единиц подвижного состава были изъяты из экономики страны. «Гражданская» сеть, и без того осуществляющая масштабные военные поставки, пришла к острой нехватке подвижного состава и перестала справляться с нуждами гражданского, коммерческого сообщения. Цифры железнодорожной статистики свидетельствуют сами за себя: если принять за 100% среднее количество перевозок за 1911–1913 годы, то уже во втором полугодии 1914 года их объем составил 88,5% от довоенного уровня [8]. Что касается именно хлебных перевозок, то их объем упал и вовсе катастрофически — составил лишь 60,5% от довоенного уровня [9].
«Столь значительные требования войны к железным дорогам, — констатирует в своей работе Н.Д. Кондратьев, — привели к тому, что
основные железнодорожные артерии страны, связывающие главнейшие районы избытков продовольственных продуктов с потребляющими центрами внутри страны, оказались уже к концу первого года войны или совершенно недоступными для частных коммерческих грузов… или доступ этот был крайне затруднен» [10]. Вот причина того, что хлебный рынок лихорадило на фоне значительных запасов в стране.
* * *
Сразу скажу, что я не вполне согласен с позицией автора относительно дореформенной николаевской России. Он повторяет старые выводы из советских учебников 1970-х гг., пропуская важнейшие, фундаментальные внутренние изменения тогдашней идентичности. В частности, накопление инженерного потенциала страны при Николае I и фактическое создание отечественного высшего инженерного образования - ведь ещё во времена Александра I он был относительно низок. Кроме того, при многократно битом советской историографией "лузере" Николае I высший класс империи (дворянство) перешёл от французского языка к родному и наконец-то в массе своей заговорил по-русски. Наконец, при этом же первом Николае окончательно сложилась и начала блистать на мировом культурном небосклоне великая русская классическая литература - Пушкин, Лермонтов, Гоголь и многие другие авторы. Все это нельзя забывать, фиксируясь только на проигрыше Крымской войны - а то получается по Штирлицу: "запоминается обычно первая и последняя фраза, а то, что в середине, люди обычно не помнят".
Ещё отмечу из минусов - слишком уж пренебрежительное отношение автора к уваровской триаде "Православие, самодержавие, народность", которая была основой идеологии императорской России в последние 80 лет её существования. На первом этапе её функционирования - примерно 40-50 лет - она вполне себе работала и отвечала потребностям того времени. И вряд ли была искусственной конструкцией для русской идентичности. Устаревать и ветшать она стала в 90-е годы XIX века, во время ускоренного промышленного развития империи, оттока крестьянства в города и роста промышленного пролетариата. Но никак не раньше.
Но в целом, книга оказалась вполне информативной и достаточно интересной для прочтения. Рекомендуется тем, кто хочет понять генезис общественной мысли императорской России, зарождение и причины распространения революционных идей в стране. А также глубинные причины трёх "внезапных" революций начала XX века и почему они вообще случились.
Journal information