В принципе, это ещё новейшая история (в том смысле, что многие живущие это время застали и помнят). С другой стороны, те события кажутся многим полностью оттеснёнными на задний план сплошной чередой последующих бурных времён, кризисов и пертрубаций.
* * *
Что касается меня, то я хорошо помню тот день (если точней - следующий, 10 февраля), четверть века назад. Я тогда учился на 3-м курсе, и нас всех сняли с пар и внепланово в 2 часа дня собрали в актовом зале, дабы зачитать положенные по поводу события траурные речи, а мы, студенты, их прослушали. В стеклянном фойе на стуле поставили большой портрет Андропова, перевязанный наискосок чёрной лентой.
Возвращаясь сейчас в ту атмосферу, и вспоминая «кулуарные» разговоры: была ли скорбь? Нет, вряд ли. Сожаление со стороны некоторых – действительно было, потому что Андропов бесспорно внёс оживление в послебрежневскую жизнь, а вот скорби – нет. Мы уже привыкли к этому ритуалу, и действительно тревожно было только тогда, когда помер Брежнев в ноябре 1982-го. Такое гнетущее чувство неопределенности — «что будет-то»? Я, конечно, имею в виду не газетные отчёты, а именно «неофициальные» разговоры об этом, между нами, студентами, со своими родственниками, со знакомыми.
И кстати, важно — сейчас современными совкосрачерами принято лечить молодёжь тем, что «тогда нельзя было ничего сказать и ничего нельзя обсуждать», «было кагэбэ тотальное» и проч. Херня полная, и смело плюйте в наглую рожу тем, кто такое утверждает. Обсуждали, и ещё как горячо! И анекдоты про Брежнева рассказывали, и смеялись над ними. Соблюдалось при этом только одно правило: не говорить ничего «такого» на официальных мероприятиях (включая не только собрания, но и семинары-лекции), а говорить лишь в частных разговорах вне рамок их. Такое раздвоение сознания: в газетах одно, в разговорах — другое. Это было привычно.
* * *
Но возвращаюсь к Юрию Андропову. В начале лета 83-го в Хабаровск приехал мой дед (Павел Степанович) и посмотрел телевизор с Андроповым — тогда он ещё публично появлялся. Показывали его на возложении венков у Неизвестного солдата, и ещё где-то, кажется, на заседании ПКК Варшавского Договора.
Диагноз его был беспощадный:
- Это же мой годок? (уточнил)
- Да, он тоже с 14-го года.
- Долго не протянет. Максимум год.
- Почему???
- Ты посмотри только: круги под глазами, ходит неуверенно. И взгляд. Взгляд совершенно потухший. Сидит, как обречённый. Как завтра в могилу.
- Как ты так видишь, деда?
- Будет тебе 69, сам узнаешь.
Дед оказался прав: уже в сентябре Андропова вообще перестали показывать по телеку. И протянул он ещё полгода. Когда помер — практически никто не удивился.
* * *
После траурного митинга мы в группе заспорили: кто станет генсеком?
Я поставил на Горбачёва (с моей тогдашней т. зрения логично: он был и выдвиженцем А., и самым молодым в Политбюро), ещё один одногруппник поставил на ленинградца Романова, а рассудительный староста нашей группы Андрей Руденко сказал, что ставит на Черненко. Это вызвало наше изумление:
- Андрюха, ты хоть раз видел его по телеку?
- Видел.
- Он же еле ходит! Ты что!
- Но его поставили председателем комиссии по организации похорон.
- Он просто самый заслуженный по стажу бюрократ!
- Нет, он будет генсеком.
- Блядь, на коньяк спорим!
- Спорим!
В общем, договорились так, что двое, кто проиграет, покупают вскладчину 9-рублевый пузырь (пятизвездочный) тому, кто выиграл. Если все трое не угадали, то покупаем на троих и распиваем.
На следующий день состоялся Пленум ЦК КПСС, зачитывала текст строгая Нонна Бодрова (как сейчас помню). Я сидел у телевизора и напряжённо слушал — кто? Минут через пять, после зачитывания неизбежного протокола, сказали, кто.
Черненко! Блядь!!! Коньяк проигран!!!
Я, в общем и целом, был тогда и правда изумлён этим решением.
Как? Как они могли? Он же еле дышит! Черненко было даже отчасти жалко, этого немощного старика. Неужели нельзя было поставить более молодого, энергичного, ведь на этой должности — верховного начальника гигантской мощной страны — надо пахать, как вол, почти круглосуточно!
Нет, мне не было жалко коньяк, сколько обидно за свою страну. Ведь он не только не сможет ездить по Союзу, он даже толком повстречаться с зарубежными лидерами не сможет. И именно после этого возникло стойкое ощущение, что в системе управления явно «что-то не то». Ну не может быть такое решение логичным и нормальным! Вот назначение Андропова после Брежнева было воспринято совершенно нормально и логика его людям понятна, а тут — нет.
Коньяк мы тогда купили, сбросившись по пятёре, принесли в институт, и Андрюха сказал нам - «Вот видите, ребяты...? Увы».
Потом, с месяц спустя — в марте, нам, советским телезрителям, показали Черненко — близко и подробно (возможно, специально). Ему вручали знак «50 лет в КПСС», камера фиксировала юбиляра с разных сторон, и впечатление было не просто неприятное — оно было ужасное. Если говорить без стеснения и откровенно, то это был показ полутрупа. Его было очень жалко, с медицинской точки зрения. Он ничего не мог говорить, синел на экране, задыхался и еле говорил, проглатывая слова. Понятно было, что у него тяжелейшая астма или что-то в этом роде.
Вопрос напрашивался только такой — сколько протянет?
* * *
Не хочу сейчас блистать «послезнанием» (этим болеют очень многие) — просто у меня тогда была хорошая привычка, записывать мысли и впечатления в блокнотик. Эта традиция продержалась, с перерывами, с ноября 1981-го по август 1986-го, а потом я уехал по распределению на Камчатку, стало совсем не до этого и такое правильное дело было заброшено. Зато хорошо другое: что за три своих глобальных переезда я не затерял эту тетрадку. Но за тот период, в принципе, я могу частично восстанавливать эпизоды - с тем знанием и с тогдашними ощущениями, не искажёнными последующими событями.
Так вот, если отбросить любое «послезнание», то смерть Андропова и избрание Черненко была тем знаковым моментом, когда практически все неглупые люди в СССР поняли, что долго так не продлится и что надо что-то «в датском королевстве» менять.
Именно отсюда — огромная тяга к обновлению и дикие восторги во времена раннего Горбачёва, лёгкая восприимчивость к любым, даже самым глупым, «реформам»; потом — спустя три года — такие же дикие восторги и охи по поводу «душки» ЕБН-а. Наивным было наше тогдашнее общество, крайне наивным и доверчивым, оно не имело ни к чему никакого иммунитета — и во многом благодаря предыдущей жёсткой сусловской практике единомыслия.
Это сейчас мы закалённые и знаем, «что-почём», и кто такие Глюксманы и Новодворские, Жириновские и Грызловы — то есть разные типажи, течения и отклонения. Мы знаем о конкуренции идей, можем осознанно отличить друг от друга либерализм, консерватизм, национализм, патриотизм, космополитизм и т.д. Ну, не все, конечно, но многие. А тогда - тогда люди после многих лет зашоренной мысли бросались на всё «новое», как безмозглые мальки на блестящую леску с наживкой. Я помню хорошо эти «розовые» времена и умонастроения...
* * *
Что же касается личности самого Андропова, оценивать и судить его я тут не берусь. Думаю, что сегодня будут посты и статьи на эту тему. Я лишь хотел показать тогдашнюю атмосферу.
И, в заключение, три снимка.
Они, на мой взгляд, показывают изменение эстетики похорон первого лица — от Брежнева до Черненко. Или даже не столько эстетики, сколько протокола и отношения к этому ритуалу следующего лидера. И ещё, они хорошо показывали расстановку фигур внутри власти.
Хоронят Брежнева, ноябрь 1982.
Первыми идут Андропов и престарелый Предсовмина Тихонов (выходец из днепропетровского клана). Затем минобороны Устинов (№2 по реальному влиянию). За Андроповым выглядывает Черненко. Члены Политбюро символически «несут» гроб (реально его несут шесть офицеров, скрытые тут правильным снимком). Они — впереди офицеров.
Хоронят Андропова, февраль 1984.
Во-первых, офицеры уже на переднем плане. Между ними идут члены Политбюро и символически «держатся» за гроб ушедшего Генсека. Первые — Черненко и Горбачёв, а Предсовмина Тихонов оттеснён аж в третий ряд, после Д.Ф.Устинова. Наиболее внимательные могут увидеть и Лигачёва, в конце, и женщину — родственницу (возможно, дочь) Андропова.
Хоронят Черненко, март 1985.
Тут уже налицо демонстративное отчуждение от ушедшего Генсека и изменение сложившегося ритуала «несём его сами»: члены Политбюро идут после, а гроб несут только офицеры. Первый ряд — Горбачёв (новый Генсек), Предсовмина Тихонов и А.А.Громыко, сейчас №2 по влиянию (Устинов 4 месяца как умер). В третьем ряду (центр) хорошо виден Гейдар Алиев.
Journal information