Заехал после работы на японский оффлайн в "Бочку", ненадолго. Там народ с энтузиазмом волны налётов Нагумо отслеживает по часам, выпивает. Решил тоже выпить, за обретение Советским Союзом нового мощного союзника и за прекрасную японскую фототехнику, которую стали собирать после капитуляции. Я ведь совсем не японофоб :D, просто мне больше нравятся послевоенные японцы, которых водили за короткий поводок, как собачку чау-чау. Они стали делать много отличных штук, когда их лишили Сферы Восточного Сопроцветания.
Ну, а на завершение японского дня, как и пообещал -
...Сразу после военных сборов-1990, о которых начал вам рассказывать, да не завершил, я прилетел в Забайкалье, проведать деда с бабушкой. Деду тогда было 76 (он 1914-го года рождения), здоровье уже заметно пошатнулось к тому моменту. Очень обрадовался моему краткому приезду, и пошли мы с ним на следующий день на кладбище. Оно, можно сказать, фамильное - там и мой прадед один похоронен, и прабабушка, и много другой родни, кровной и не очень.
А день выдался такой, на редкость шикарный. Ярчайшее зимнее солнце, снег под сапогами скрипит, да и морозец ослаб примерно до -20. И ни ветерка, по забайкальскому обыкновению. Благодать! Кладбище находится возле Транссиба, тянется вдоль него с километр - от 5826-го километрового столба до 5825-го, так что зимнюю тишину примерно раз в 7-10 минут нарушали тяжёлые поезда. Гудок электровоза, стук колёс, эхо в сопках... и потом - снова тишина. На следующие десять минут. Такой вот цикл.
Дед тогда мне провёл, можно сказать, фундаментальную экскурсию по могилам родных, знакомых и земляков своих. Сперва посидели у своих, выпили по стопке за упокой, потом дальше пошли. Про многое он рассказывал, про всякие истории - кто кого в тайге убил, кого медведь загрыз, а кто и в лесовозе с хребта укатился. Разные судьбы. Я-то, дурак, по незрелости лет ничего не записывал, думал - фигня какая, все запомнится. И зря, многое потом ушло из памяти. Ну это ладно, лирика.
И вот, мы уже часа полтора ходили неспешно, начали постепенно подмерзать, и он меня подвёл к западной части, там уже кладбище кончается, и лесистый холм подступает. У штакетника, где граница кладбища, ряд безымянных могил, и пара штук больших - видимо, братские. Нет, правда, не совсем уж безымянных - стояло два деревянных знака, на одном - что-то нерусское, но почти не различимое. Берёзки. Идём повдоль, смотрю, дед сосредоточенно считает: "раз, два, вот это дерево"...
Останавливаемся.
- Вот, тут японцы лежат.
- Как японцы??? - это я, изумлённо.
- Пленные. У нас же много пленных работало. Кто мёр, тут хоронили.
- Понятно... нифигасе...
- А вот эта могила, напротив которой мы - этого я хорошо знаю. Да, вторая вот от этой берёзки. Точно, она. Унтер-офицер Н*
- ??? Ого! А почему ты раньше не говорил?
- Так никто не спрашивал.
- Так мы же не знали про это!
- Так ничего особенного тут нет. Были пленные, работали. И всё. Потому, просто знай.
- А чем этот унтер-офицер отличился?
- Не знаю точно. У него много наград было, его сильно уважали свои. Артиллерист. Почтительно относились. Так что я тогда его бригадиром поставил.
- Каким бригадиром???
- Нам тогда по наряду пленных давали. На очистку вагонов. И под подачу и с подачи. Вот, я смотрю, как они его обхаживают, и поставил бригадиром. А бригада была шестнадцать человек.
- А ты кем тогда был?
- Начальником погрузки на станции Тигня. Тогда наша станция Тигня называлась, в сорок седьмом. Разрез и шахта вагоны подавали, когда гружёные, когда порожняк надо было забрать. А отправлять надо чистые вагоны. В те времена это очень контролировали - железная дорога была военизирована и дисциплина строгая. Угольные остатки снять, от руды там. Вот, они и чистили, я организовывал. Сперва давали разово, потом стали постоянно. И бригада сколотилась более-менее постоянная.
- И как они работали?
- Ну что сказать... им больше, чем на стройке, нравилось. Сперва конвойного давали, а потом и бесконвойно, они прямо с лагеря приходили под сопровождением. Во главе с Н*. А где-то через полгода я им путейский паёк выбил, ещё и кормили добре. Хорошо кормили, кто на железке. Так что они за бригаду держались. А работали аккуратно. И между собой никогда не ругались: старший скажет, остальные уже молчат в тряпочку. Прикажет - бегут куда надо. Я уважал их очень, за качество. У нас-то побольше распиздяев было, да и вольнее нашим, особенно его не прижмёшь. А японцы держались за место. И всё ждали отправку домой.
- А от чего этот Н* умер?
- Да кто ж его знает. Какая у нас тут медицина. Дристал кровавым поносом, что-то у него такое с желудком было. Месяцок помучился да помер. Вот, тут. В тот день японцы попросили коменданта отпустить их на полдня на похороны, сказали, отработают норму следующими днями. Многих и правда отпустили, и мои тоже часть пошли. Ну и я сходил, простился. Тут же недалеко от станции.
- А ты-то чего?
- Ну как чего? Нормальный мужик был. Хорошо работал. Русский выучил, неплохо говорил. Он уже за тридцать был, не сказать, что молодой. Если уважаешь противника, то надо и проститься. Что же, он ведь не бревно какое. Воевали - это одно, был приказ, а тут - рядом работали. А как иначе?
- Мда... надо же...
- Да. Вот такие у нас тут дела были.
Дед помолчал ещё минуты две, думая о чём-то своём, потом повернулся ко мне:
- Ладно, Сергей, пошли, что ли. Вроде всех показал, кого надо.
Мы вышли с кладбища, затворили за собой деревянную калитку, потом перешли линию. Скрипел снег под ногами, светило солнышко.
Так потихоньку и до избы дошли, до тепла.
---
Н* - дед Паша, конечно, тогда называл реальную фамилию. Что-то вроде Накамура, или около того. Да только не помню я теперь. Обидно, но так.
* * *
А через полтора года, 11 июля 1992 года, дед ушёл из жизни.
Так что теперь уже не переспросишь, не уточнишь.
Journal information