Кинопроба на сьёмках будущего фильма Ф.Бондарчука "Сталинград" (вольная фантазия)
[...]
– Согласитесь, что без концепции за военное кино браться безнадежно: должно быть нечто, что хотите сказать вы и только вы. У «Сталинграда» есть этот стержень?
– Есть, но это не так просто объяснить. В самом общем виде – это кино мифологическое. По-моему, эпоха военного реализма закончилась. Для сегодняшних людей – в особенности молодых, на которых, как на большинство аудитории, я обязан ориентироваться – это уже миф. Сталинград же – вообще особенная территория, даже по сравнению с остальным пространством войны. Там существовали другие правила, действовал свой устав, там человек, продержавшийся два дня, считался ветераном. Там действовало водяное перемирие, и снайпер глаза в глаза, на расстоянии двух метров, смотрел на противника, набирающего воду.
Там не было разделения на военных и гражданских, потому что Сталин запретил эвакуацию. Воевал реально весь город, каждый дом. История войн не знает ничего подобного. Как это снимать средствами традиционного реализма? Тут возможна только поэма. Возьмите «дом Павлова»: никто не знает достоверно, что было потом с Павловым. То есть знают, разумеется, но народ предпочитает верить в легенду о том, что он не умер в восемьдесят первом, а стал монахом Троице-Сергиевой лавры. А монахом стал другой Павлов, тоже защитник Сталинграда, – представляете?
[...]
Я не умею делать камерные вещи и не буду. Это будет огромный, вызывающе ни на что не похожий, странный, провокативный военный миф по сильному сценарию. Писал его Илья Тилькин, музыкант, сценарист нескольких телефильмов, нашего поколения человек. Я сразу ему сказал: Илья, это должен быть выдающийся сценарий. Он: ты от меня многого хочешь. Я: этот сценарий может быть либо выдающимся, либо никаким, и это, говорю, твой шанс. После него ты будешь другим человеком, и у тебя будет другая жизнь. Он сделал его, и я не могу еще сказать, какой это будет фильм, но сценарий – сейчас нет работ такого уровня.
Теперь что касается 3D. Просто чтобы вы себе представляли стилистику картины – там первая же военная сцена фантастическая. По Волге движутся люди и пушки. Это притопленные для маскировки понтоны. Вот это их движение по водам – такой стилистический камертон. Или вот сцена: молодой радист Сережа, интеллигентный мальчик по кличке Тютя, устраивает девушке этой, Кате, праздник. Приглашает вдруг в кино. Она: какое кино?! Он ведет ее по лабиринту разрушенных квартир – там будет все это хорошо построено, чтобы квартиры все со следами прошлой жизни, мирной. И приводит в одну на четвертом этаже, где в ровный пролом, квадратный, как экран, видно небо. И в нем начинается воздушный бой, как настоящее страшное, недостоверное кино, под музыкальную тему, которую пишет мне композитор Дэвида Линча – Анджело Бадаламенти. Если знаете, он не только кинокомпозитор – у него симфонии исключительные по драматизму. И когда пересказываю людям картину – я ставлю эту тему: по ней все уже видно. Вот этот кусок – ночной воздушный бой сквозь пролом – будет в 3D.
[...]
– Тему Сталина все равно не обойдете.
– Обойду, потому что не в Сталине дело. Сталинград и Сталин – разные вещи. Это для Сталина и Гитлера мотивация была – взять город Сталина, защитить город Сталина… Сталинград в 1943 году, если угодно, наименее сталинская территория в России. Территория свободы, где советские законы не работают. И человеческие не работают. Работают сверхчеловеческие. Насчет того, что воевали за Сталина… Мне кажется, никто там, собственно, не воевал за Сталина, это была с советской стороны страшная, неостановимая месть, потому что война идет два года и у всех уже за спиной свои сгоревшие дома, свои изнасилованные сестры, свои убитые товарищи – в общем, это уже степень крайнего, непримиримого остервенения. И немцы чувствовали, что это месть. И что она справедлива. Чем дальше шла война, тем меньше у них было веры – они же понимали, что делали. И оправдывались постоянно – перед собой, перед русскими: «Это вы нас превратили в зверей! Мы больше не солдаты, мы животные!» Это есть в картине. В этой войне вообще идейное, политическое, советское очень быстро слетело. Осталось в чистом виде героическое – пограничное состояние между богом и зверем. Вот я про это хочу снимать.
* * *
Как и у Михалкова, фильма ещё нет, до него далеко, но каким образом расходуются киноденьги и в каком направлении - уже примерно понятно. Эпоха военного реализма закончилась, вещает режиссёр. "Странный, провокативный военный миф" - вот что нас ждёт, только ручонки творца тянутся уже не к войне "вообще" (типа "УС-2"), а к совершенно конкретной героической битве Великой Отечественной.
PS. Что интересно, после выхода обоих военных поделок Михалкова - после периода краткого и бурного их обсуждения в блогах-сми - про них резко все забыли. Они не стали никаким культурным явлением, превратившись просто в мемы для лурка. Как будто Никита Сергеич и не старался, не трудился, для всех нас :-)
Journal information