От Петербурга до Камчатки

Миланский вокзал (Milano Centrale) - один из крупнейших в Европе (сопоставимы с ним новый Берлинский и британский Ватерлоо). По числу путей он равен Ватерлоо (24) и заметно уступает мюнхенскому, но не этим он грандиозен - а своим гигантским монументальным зданием с огромными внутренними обьёмами. Ничего подобного по кубатуре я ещё на железной дороге не видел - хотя видел сотни и сотни вокзалов, от Парижа и Вены до Владивостока и Ханоя. Если же сопоставлять его с вокзалами экс-СССР, то - по моим субьективным оценкам - он сравним только с двумя нашими: сталинским Новосибирским и новым Самарским. Но всё же несколько больше их обоих, в 1,5 - 1,7 раза. Все остальные из больших - московские, питерские, харьковский, киевский, волгоградский, красноярский, омский - уступают ему зданием (и его обьемами) минимум вдвое, а то и втрое. Кроме того, он построен из мрамора (!) и выглядит изнутри как этакие паровозные термы Каракаллы, только с примесью ар-деко.

В общем, я был очень впечатлён этим зданием и задавался вопросом - а сколько вообще это мраморное великолепие стоило бы сейчас? Наверное, страшные, неподьемные цифры. Вряд ли такой вокзалище мог бы вписаться в любой бизнес-план и когда-нибудь окупиться вообще, тем более что рационально используется дай Бог если четверть его гигантских объемов. То есть, воспринимать его надо не как бизнес-проект, типа большого нового Берлинского hbf, или унылого гросс-сарая в Мюнхене, а сугубо как исторический памятник. Как Колизей, например.
* * *
Немного общих сведений. Строительство его началось в 1356 году и продолжалось пять столетий подряд в 1911-м и продолжалось 20 лет, причём после 1922 г. проект был сильно переделан в сторону усложнения и увеличения монументальности, по прямому указанию Бенито Муссолини. Архитектор - Ulisse Stacchini. Кстати, покойный дуче со своей возлюбленной Кларой в мае 1945-го болтался вниз головой совсем недалеко от него - на площади Лорето. Это каких-то 500 метров от вокзала, яркого памятника его эпохи. Такая вот страшная ирония истории.
Фасад вокзала - длиной более 200 метров и высотой в 72 метра. Главные залы (первый и второй от входа в основном здании) изнутри воспринимаются как вынутые пустотелые девятиэтажки, только монументальные и богато декорированные. Непередаваемое ощущение для железнодорожного вокзала, это надо просто прочувствовать на месте.

Композиция с имперскими орлами на боковом (северном) фасаде вокзала

Пост по вокзалу пришлось, ввиду его грандиозности, разделить на две части - обе из которых тоже получились большими. Сейчас - осмотр здания, его обьёмов и декора снаружи. А во второй части осмотрим его изнутри, включая гигантский строенный дебаркадер, выдержанный в стиле ар-деко.

( Collapse )

В комментах у u_96 обнаружилась интересная история про создание культовой песни советских подводников (оттранслировал one_russian). Правда ли это, нет ли - не могу точно знать, но мне очень понравилось :)

В середине 60-х годов появилась чрезвычайно известная песня, ставшая даже чем-то вроде официального гимна подводников (так, по крайней мере, озвучивалось это событие в те годы). Александра Пахмутова, написавшая вместе с Добронравовым музыку к этой песне, всегда была человеком добросовестным. Потому для выполнения столь важной работы на должном уровне она лично отправилась в один северный порт для того, чтобы проникнуться, так сказать, настроем. Моряки-подводники, получившие приказ принять меры для осуществления создания нужного настроя у композитора, отнеслись к делу с пониманием, и ранним утром вывели женщину на пирс для встречи лодки, возвращавшейся из боевого дежурства.

Дело было зимой. В воздухе висел морозный туман, который, казалось, можно было резать ножом. Сквозь него тускло проглядывало слабое северное солнце. Все вокруг было покрыто изморозью. О пирс яростно бились свинцовые волны, изредка обдавая Пахмутову солеными брызгами.
Предусмотрительные подводники тщательно замотали композитора в несколько свитеров, надев поверх этого бушлат. Вкупе с соответствующим головным убором, в высоких ботинках на шерстяной носок, маленькая Пахмутова была неотличима от грустного срочника, несущего нелегкую службу на советском севере.

И вот, наконец, в волнах мелькнула китообразная тень, и на поверхности показалась подлодка. Она провела в автономном плавании множество дней и ночей. Моряки были сыты по горло стальными кишками своего судна. Всем им до жути хотелось в нормальные квартиры и в нормальные постели к нормальным женщинам. Да что говорить, понятно, что до вожделенной суши весь личный состав считал часы.

Сразу после всплытия судно оседлали усталые морячки, нетерпеливо ожидающие момента, когда им подадут, в конце концов, концы, после чего можно будет стреножить место несения службы и покинуть его к чертовой матери. Из тумана медленно показался пирс с суетящимся личным составом. На самом краю его, впереди всех, стоял какой-то мелкий матросишко и самым нагляцким образом косил, закутавшись в бушлат и зыркая глазюками из недр завязанной под подбородком ушанки. Благородное сердце подводника не выдержало такой наглости малявки, даже пальцем не шевелившего для скорейшей швартовки.
- Э, салага! - закричали с палубы. - А ну-ка двигай своей жирной жопой, иначе я тебе в неё рупор, б#я, засуну! Широким концом!!!

... Настрой был создан, песня написана и спета всей одной шестой частью суши.

'На пирсе тихо в час ночной,
Тебе известно лишь одной -
Когда усталая подлодка
Из глубины идет домой.' (с)